— Все равно страшилище. К тому же он никогда не цветет.
Разумеется, он прав и в этом. Но что-то было в этом кусте особенное. Был он такой непокорный, независимый.
— Говорят, этот куст посадила сама Марго, — сказала Мэг. — И если он прожил столько лет, как я могу его уничтожить?
— Тогда посади вокруг что-нибудь красивое, чтобы его не было видно! — На физиономии Джерри появилась дерзкая улыбка. — По-моему, Лео не отказался бы помочь тебе!
— А ну, топай за своей битой, пока я не нашла тебе какую-нибудь работу!
И Мэг швырнула в сына пригоршню сухих листьев. Джерри увернулся и бросился в дверь.
Мэг покачала головой и снова принялась за работу. Ну надо же, каков! Следит за ее счетами, напоминает о деловых встречах и обязанностях, а теперь еще и замуж решил выдать! За Лео Татла! Мэг поежилась. Скорее бы Джерри достиг возраста, когда у него появятся свои собственные сердечные дела. Тогда, может быть, его перестанет волновать ее личная жизнь. Или отсутствие таковой.
Она перешла на другой конец садика. Вскопать землю вокруг этого кустика — и на сегодня дела окончены. Куст и правда неказистый, не цветет, совсем выродился, но каждую весну упрямо выбрасывает молодые побеги, что вызывало у Мэг восхищение.
Джерри, конечно, подумал бы, что у нее не все дома, узнай он, какое место в жизни Мэг занимает этот куст. Он стал ее талисманом. Этот куст такой же, как она. Зимняя стужа, непогода — а он живет себе.
Конечно, она мать-одиночка, но живут они с Джерри неплохо. Родители ее, слава Богу, живы-здоровы. Сестра Джейн и ее муж, Хэнк, тоже помогают. В конце концов, рядом с Джерри достаточно мужчин, с которых он мог бы брать пример.
Мэг обрезала последний высохший побег и выпрямилась.
— Знаешь, Марго, — сказала она, глядя вверх на стропила здания. — Чтобы быть счастливой, совсем необязательно цвести. И даже если на эту станцию не приедет прекрасный принц, я все равно буду счастливой.
Ветер задул сильнее, но Мэг не собиралась вступать в спор.
Эл переступил порог полицейского участка и оказался в объятиях друзей.
— Здорово, старик, ну как ты?
Опираясь на трость, Эл Петерсон рассматривал встречающих его сотрудников. Похоже, вся смена собралась, все до единого. На мгновение взгляд его затуманился. Кажется, он не виделся с ними сто лет. А им — хоть бы хны! Смеются и подтрунивают над ним, как прежде.
— Эта палка тебе к лицу. Хорошо гармонирует с сединой в волосах!
Эл поморщился. Всего-то две недели прошло. Он был на задании — нужно было поймать наемного убийцу. Этот гад прятался в шкафу, а потом выскочил и открыл огонь. Все прошло нормально, мерзавца уложили, но он успел ранить Эла в правое колено. Теперь нога ни к черту не годится. Неизвестно, сможет ли он когда-нибудь нормально передвигаться.
— Пошли к дьяволу, придурки! — В голосе Эла слышались нотки, приобретенные им за долгие годы полицейской службы. — Не то я вам головы своей палкой посшибаю.
— Вот так Эл! Смотрите, порхает, как бабочка, жалит, как оса!
— Скорее, порхает, как чугунная гиря, а жалит, как недобитый комар!
— Хотите попробовать, ребята? Ну, кто первый?
Эл размахивал тростью, как бейсбольной битой.
Непросто это было, но он усиленно изображал на лице бодрую улыбку и смеялся в ответ на грубые шуточки и похлопывания по спине. Работа полицейского — опасная работа, особенно в огромном городе вроде Чикаго. Эл по опыту знал: если полицейские перестанут шутить и смеяться, они просто сойдут с ума.
— Ишь, какой шустрый, правда, ребята?
— Медсестры, поди, ему наобещали, что он будет как новенький.
— Да уж, они такого наобещают!..
— Потише-ка, ребята, — оборвал их Эл. — Моя мать, знаете ли, была медсестрой.
Все замолчали, и, прежде чем кто-то успел придумать что-то новенькое, вошел низенький, аккуратно одетый человек.
— Что тут происходит? — поинтересовался лейтенант Хардинг. — У преступников сегодня выходной?
Переговариваясь вполголоса, сотрудники неохотно разошлись по своим местам. Эл и лейтенант остались вдвоем.
— Значит, ты вчера выписался, да?
— Точно. — Эл оперся на палку и с деланной бодростью взглянул в глаза лейтенанту. — Хотел сразу выйти на работу, но нужно было закончить кое-какие дела.
Эл подумал, что похороны единственного брата глупо называть «кое-какими делами». Но, похоже, лейтенанта это не волновало.
— Водить машину уже можешь? — спросил он, кивая на трость.
— Нет пока. У меня вся нога в гипсе.
Лейтенант смотрел на него не мигая. Эл выдержал этот взгляд. Два старых служаки. Лейтенанту Хардингу сорок с лишним, да и Элу уже недалеко до сорока. Не то чтобы это его беспокоило. Первые же полгода работы в Чикаго делают тебя старым во всех смыслах этого слова. Старым полицейским, старым мужиком, просто старым. Эмоциональная усталость, выполосканные мозги и в придачу столько болячек, что никакая врачебная комиссия не справится с подсчетом. Поневоле превратишься в старика, которому только и остается, что день за днем следовать раз и навсегда заведенному порядку. И так всю оставшуюся жизнь.