— Не нашел подходящей женщины. И потом, из полицейских получаются плохие мужья.
— Но ведь многие из них все же женятся.
— А еще больше разводятся.
— И у тебя не было серьезных отношений ни с одной женщиной?
— Пожалуй, нет.
Эл рассеянно посмотрел в окно, за которым шумела автострада.
— Может, я поэтому и решил перебраться сюда. Попробовать обустроить свою жизнь как-то иначе.
Принесли чудовищных размеров десерт, сооруженный из сливочного мороженого, фруктов, орехов, сиропа и взбитых сливок. Они с увлечением принялись за лакомство.
Означает ли признание Эла то, что он думает о серьезных отношениях с ней? Или его мечты не носят столь конкретного характера. Мэг копнула ложечкой поглубже, и под взбитыми сливками обнаружилось шоколадное мороженое.
— Так как же ты представляешь себе идеальную женщину? — не выдержала она.
Эл перестал жевать и задумался.
— Трудно сказать. А каким бы ты хотела видеть мужчину?
Мэг собиралась было возразить, что спросила первая, но у них ведь не чемпионат. Если Эл не хочет делиться с ней своими мыслями, это его право. Может быть, у него есть причина хранить молчание. В сердце ее словно заноза застряла, но она постаралась не обращать на это внимания.
— Надежным, — твердо сказала Мэг. — Нетрудно найти мужчину, который будет рядом в теплые солнечные дни. Гораздо важнее, чтобы мужчина остался с тобой в дни ненастья.
— Понимаю, — сказал Эл.
Ей захотелось объяснить ему, что дело не только в Уилле. Все гораздо серьезнее. Но как рассказать о безумном страхе, который охватывает долгими темными ночами? Уилл был просто минутой во времени. Эта минута причинила ей боль, но не изменила характера. Нет, этот страх был с Мэг всегда, еще до Уилла, хотя она не смогла бы объяснить, откуда он взялся. Мэг знала одно: когда-то давно, очень давно, ей пришлось пережить жгучую боль, словно из нее живьем вынули сердце. И хотя она и пыталась жить так, словно ничего не произошло, ей это плохо удавалось. Во всяком случае, рисковать она не станет.
— Мне кажется, — сказал Эл, — женщина должна обладать чувством юмора. Не в том смысле, чтобы вместе смеяться над анекдотами. Я имею в виду отношение к жизни, умение спокойно принимать то, что не в силах изменить.
— Надеюсь, ты имеешь в виду не обреченность и покорность судьбе? — спросила Мэг.
— Конечно нет. Я имею в виду реальное восприятие жизни.
Она внимательно наблюдала, как он со своей стороны подтачивает «Гору Эверест». Интересно, почему это для него так важно? Какие события в жизни Эла сформировали эту потребность? Может быть, лишения, перенесенные в детстве? Или грязь, с которой он столкнулся как полицейский?
Мэг почувствовала на себе внимательный взгляд Эла.
— А еще? — спросил он.
— Еще я ценю независимость, — немного помедлив, сказала она. — Мне нравится, когда мужчина может сам приготовить обед, постирать рубашку.
— Сам водит автомобиль, — с грустью продолжил Эл.
Она сделала отрицательный жест.
— Вовсе нет. Это взаимовыручка. Просьба о помощи и зависимость — разные вещи. Мы все иногда нуждаемся в помощи. Я имею в виду жизненную позицию.
Эл испытующе посмотрел на нее:
— Что-то я ни разу не видел, чтобы ты к кому-то обращалась за помощью.
Мэг горько засмеялась.
— Да я постоянно выступаю в роли просителя. Прошу Джейн побыть с Джерри, прошу папу посмотреть машину, прошу маму дать рецепт любимого пирога…
— Это родственная взаимовыручка, — возразил Эл, пренебрежительно махнув ложечкой. — Я говорю о настоящей помощи. Когда ты чувствуешь себя настолько опустошенной, что хочется опереться на сильное плечо. Когда тебе трудно справиться с одиночеством и хочется, чтобы кто-то держал тебя за руку. Вот о какой помощи я говорю. Ты никогда не позволяешь себе расслабиться, даже на секунду.
Его слова нашли немедленный отклик в душе Мэг, словно эти мысли давно уже тревожили ее. Но ей не понравилось, что Эл словно видит ее насквозь и легко формулирует мысли, от которых она так долго отмахивалась. Они ведь не так уж давно знакомы. Откуда ему известны сокровенные думы, которых она никому никогда не поверяла?
— Я тебя не понимаю, — уклончиво сказала Мэг. — Всем известно: я лучше всех в городе умею перекладывать трудности на чужие плечи.
Откинувшись на спинку кресла, она с шумом выдохнула воздух:
— Все, больше мне не съесть.
Эл с ней не спорил, хотя Мэг и ждала возражений. Больше к этому разговору они не возвращались. Выйдя на улицу, Мэг испытала облегчение. Ей не нужен ясновидец, который, как в книге, читает ее сокровенные мысли, чувства и страхи. В них и себе-то сознаваться тяжело, а говорить о них с чужим — еще хуже.
Эл откинулся в кресле и с раздражением уставился в клавиатуру. В глазах рябило от слов, дурацких значков и символов. Ему нужна была машинка, чтобы работать, чтобы написать как минимум рассказ и таким образом произвести впечатление на Мэг. А он сидит, как юная секретарша, и двумя пальцами пытается составлять из букв слова.